4 мая 2015 года в 11-30 алматинцы проводили в последний путь легендарного казахстанского альпиниста Урала Усеновича Усенова. Единственный выживший альпинист, в трагедии 1955 года при восхождении на пик Победы, скончался на 86-м году жизни.
Одной из самых опасных и сложных побед в его жизни можно считать первовосхождение на пик Победы в 1956-м году в составе московской альпинистской группы «Спартак». Это восхождение он посвятил своим, погибшим у подножья пика, друзьям. Как-то в интервью нашему журналу на вопрос: «Зачем вы вновь пошли на вершину, где год назад погибла вся ваша команда, ваши друзья?», Урал Усенович ответил: «А как же я мог иначе? Они погибли не зря. Я сделал это для них». Такой он был и во всём остальном: настоящий, сильный, надёжный.
Мастер спорта СССР, заслуженный тренер КазССР, чемпион СССР по альпинизму, ветеран труда, заслуженный инструктор по туризму РК, отличник народного просвещения, преподаватель высшей категории оставил глубокий след не только в истории советского и казахстанского альпинизма, но и в сердцах своих друзей и многочисленных воспитанников.
Прощание с Уралом Усеновичем состоялось в 11-30 по адресу Каблукова 99, кв 10, угол Байкадамова.
Редакция выражает соболезнование родным и друзьям Урала Усеновича.
В выпуске № 31 2011 года, журнал «Ветер Странствий» опубликовал интервью Натальи Боровой с Уралом Усеновичем.
Восхождение как обновление крови
Имя Урала Усеновича Усенова знакомо каждому, кому хоть немного близка тема альпинизма. Главной вехой в его спортивной карьере стал пик Победы. Попытка восхождения в 1949 году, трагедия 1955-го, когда из двенадцати человек, штурмовавших вершину, выжил только он один и 1956-й – год победы над Победой. Его не сломил ужас, случившийся на склонах самого северного семитысячника бывшего Союза, но спустя годы он отказался от спорта высоких достижений из-за другой трагедии: на склонах Хан-Тенгри на его глазах погиб сын его учителя и друга Евгения Колокольникова – Юрий. Урал Усенович – человек другой, советской, эпохи, до сих пор с уважением произносящий имя Ленин, и сегодня в свои 82 года невольно вызывает восхищение…
Урал Усенович, расскажите, с чего для вас начался альпинизм.
– Родился я в Кокчетаве. Жил с рождения у дяди. А в 1936 году мать забрала меня к себе в Талгар. Именно в тот год Евгений Михайлович Колокольников со своей командой совершил восхождение на пик Хан-Тенгри, а он жил тогда в Талгаре. Так вот в честь успешного восхождения на талгарской площади была устроена грандиозная встреча героев. Я тогда был ещё совсем мальчишкой, но отчётливо помню это событие. Помню их в альпинистском снаряжении, а на голове – красноармейские будённовки.
И вам захотелось попасть в горы?
– Нет. Тогда я не представлял, что такое альпинизм, слышал только, что взошли на какой-то Хан-Тенгри… Горы появились в моей жизни значительно позже, после того как я несколько лет пробыл на Балтийском море. По возвращении в Алма-Ату я жил вблизи от КазПИ. Рядом с институтом были построены хорошие спортивные площадки, где я тренировался. Там я познакомился с Виктором Матвеевичем Зиминым, он работал на кафедре физвоспитания КазПИ. Виктор Матвеевич был инициатором многих агитпоходов: лыжных, велосипедных, горных. И однажды он пригласил меня стать участником одного из них. Тогда мы на лыжах поднялись на пик Молодёжный. А потом говорит мне: «Урал, тебе неплохо бы альпинизмом заняться». Рядом со мной было художественное училище, где Евгений Михайлович Колокольников преподавал живопись. Там же он организовал секцию альпинизма. Все в округе об этом знали. Вот я и пошёл к нему и не ошибся: сразу попал в надёжные руки. В скором времени я оказался на базе «Горельник» среди таких известных людей, как Неоронский, Грудзинский, Степанова, Бекметов. На базе они вели большую воспитательную работу. Кстати, значительно позже в Москве мне довелось познакомиться с самим Погребецким, организатором лагеря. В «Горельнике» окончил школу инструкторов, несколько лет там проработал. Параллельно окончил техникум, потом физкультурный институт. Стал преподавать в училище физвоспитание. Одновременно на полставки работал в Казахском альпинистском клубе.
Урал Усенович, а как вы попали на флот и почему вернулись назад в родные степи и горы?
– На флот попал в 1944 году по комсомольской путёвке из четвёртого цеха завода имени Кирова, где тогда работал мотористом (собирали составные части для торпед). Мне было 14 лет. Качегарил на пароходах. Был даже в порту финского городка Котка, откуда Ленин вылетел на восстание 1917 года! Потом окончил мореходку при Балтийском государственном пароходстве. Матросом первого класса плавал. Три корабля поменял. Можно было бы карьеру сделать. А вернулся в 1947 году, потому что попросила мама. Ей нужна была помощь. Впрочем, я и не жалею.
Какие воспоминания связаны у вас с годами Великой Отечественной войны?
– Когда я оказался в Ленинграде в 1944 году, чувствовал, конечно, на себе дыхание войны. Получали по 500 граммов хлеба: триста граммов чёрного, двести – белого. Я бежал к Зимнему дворцу и свои двести граммов белого менял на чёрный, чтобы хлеба по весу было побольше. Хлеб менял у старушек, они от голода были все худые-худые. Навсегда их облик в память запал. Врезался в память ещё один эпизод, косвенно связанный с войной. Когда в 1949 году на склоне пика Победы из лавины вытащили кинооператора Якова Смирнова, тот от стресса первым делом стал судорожно доставать из карманов конфеты, сахар и буквально глотать их. Тогда я вспомнил, что он и на привале всегда находился рядом с котелком, меня всегда это удивляло. Потом узнал, что он пережил ленинградскую блокаду. В Алма-Ате во время войны никто не умирал с голоду. Голод – это страшная вещь.
В общем, вы вернулись в Алма-Ату и оказались в другой стихии – не морской, а горной…
– Море я любил. К сожалению, больше за всю жизнь не довелось побывать на Балтике. Горы стали для меня вторым домом. Каждый поход, каждое восхождение – это как обновление крови. Я словно боевой конь, когда тот слышит трубу перед походом и начинает танцевать, так я, когда речь заходит о горах. В стихах моего товарища Срыма Кудерина много места уделено этой теме. Он понимал, о чём я сейчас говорю. Когда я вернулся в 1956 году с Победы, он так искренне радовался за меня.… Таких людей, как он, я больше не встречал.
Пик Победы стал для вас знаковой вершиной…
– Да. Восхождение на пик Победы началось у нас в 1949 году. Сначала мы шли на штурм полным составом – 11 человек. В штурмовой группе были: Виктор Алексеев, Шаймерден Хакимжанов, Анатолий Багров, Виктор Фонов, Владимир Колодин, Усенов. Были определены места размещения – семь промежуточных лагерей, на всё восхождение отводилось не более 12 дней. Маршрут подъёма проходил по северному снежному склону до высоты 5000 м (мульда), затем выход на гребень и далее подъём по нему до вершины. Всё складывалось благополучно, и штурмовая группа вышла на штурм. Ничто не предвещало неприятностей, и вот примерно на середине пути, на высоте 5500, передовая двойка провоцирует сход лавины и сама в неё попадает. Проехав вниз по склону метров 400, двойка выбирается из лавины и направляется в лагерь два. Спускаясь в лагерь три, остальная группа тоже попадает в небольшую лавину. Я шёл в связке с Юрием Михайловичем Менжулиным. На наше счастье наша двойка, сдёрнутая лавиной, задержалась на краю обрыва в виде своеобразного трамплина, который и не дал нам улететь дальше. Отдышались, вытащили друг друга, потом откопали Кузьму Александрова. Несмотря на мощность лавины, никто не пострадал. Попадать в лавину страшная штука! Движется она, как паровоз: сметая всё на своём пути! После этого мы предприняли ещё одну попытку штурма, но в другом составе. Многие ушли вниз. А мы пошли вшестером. В этот раз начальником штурма стал Анвар Хасанович Бекметов. И вдруг чувствуем, как под нами оседает огромный снежный пласт, и мы все дружно тихо-тихо пошли обратно вниз.… Всё, экспедицию было решено свернуть.
А вы вниз не ушли.… Почему?
– Нельзя сказать, почему. Видимо, не испытал такого страха. Только оказавшись в 1955 году в трещине, прочувствовал его.
Урал Усенович, трагедия 1955 года не раз описана в книгах, в статьях. В 2005-м был снят художественно-документальный фильм «Цена Победы». В архиве нашей редакции даже имеется оригинал отчёта об этом восхождении, из которого можно узнать не только последовательность продвижения по горе вашей команды, но и результаты поисково-спасательных работ. У вас же хотелось бы спросить: что вы чаще всего вспоминаете из этой экспедиции?
– Я помню всё до мелочей. И вспоминаю обо всём. Многие потом «рисовали» наш путь: «Первый день хорошо прошли, второй хорошо. А на третьем участке выдохлись, устали». Писали также о соревновательном моменте между нашей и узбекской командой ТуркВО. Что именно это привело к трагедии. Ещё где-то читал, мол, когда меня вытащили из трещины, я не хотел идти. Меня пинали, били, чтобы я поднялся. Мне обидны эти фантазии. Всё было совсем не так. Соревнований ни кто не устраивал, все мы – и я, и мои друзья боролись до последнего.… Но у человека, видимо, натура такая, когда кого-то бьют, он старается ещё добавить от себя…
Расскажите вкратце о тех трагических днях.
– 19 августа. Это был пятый день нашего штурмового восхождения. Снег не уминался, мы проваливались по пояс, толкали его коленками, рюкзаками. Последний кусок дался нам очень тяжело. Где-то в 23.00 мы остановились. Высота – 6800. Кое-как поставили палатки. Одна внизу, две вверху. Самое главное, что в это время уже не было связи с базовым лагерем. В 1949 году у нас была ракета, а тут радиостанция, которая не работала. Когда я из своей «верхней» палатки спустился в «нижнюю» нашего командира Володи Шипилова, я видел эту рацию, видел, что он пытался связаться, но не смог. И в это время началась пурга. Многие из нашей команды не были на такой высоте и заболели от кислородного голодания. На следующее утро Шипилов дал командурыть пещеру. Но это было практически невозможно сделать, снег утрамбованный, жёлтый.… Всё равно её выдолбили. Получилась невысокой, мы её оборудовали спальными мешками. Потом Володя отправил меня и Борю Сигитова спускаться вниз, сообщить, что группа терпит бедствие. И в это время Алексей Суслов говорит, мол, тоже хочу. Так мы пошли втроём. В десятом часу начали спускаться. День прошли. Спустились до высоты 6300. Заночевали прямо в снегу, в выкопанной небольшой снежной яме. Утром вновь начали движение, уже проступил пик Военных топографов с одной стороны, стало видно макушку Хан-Тенгри.… И тут у нас возник спор: куда идти дальше? Главный ориентир в горах даёт рельеф. С нашей стороны скалы розовые, а с китайской – жёлтые. Я говорю, мол, нам надо идти в сторону розовых скал, Сигитов и Суслов – нет, к жёлтым. Я чувствовал, что мы отклоняемся от маршрута подъёма, уходим вправо. Но Боря и Алексей настояли. Пройдя 200–250 метров, они убедились, что спускались неправильно, в сторону Китая, и начали возвращаться на гребень. Поднявшись на гребень, Алексей сел. Я к нему, у него рукавицы нет, рука белая. Одел ему носки на руки. Я ему: «Вставай, погибнем мы». Он в ответ: «Знаю, Урал». Но поднялся в этот раз. А в 12 часов дня умер. Сделали мы холмик. Ледоруб сверху положили. Боря говорит: «Тебе надо остаться с ним, а я попытаюсь спуститься». Слово капитана. Я остался, он пошёл. Было два часа дня. Ветер дует со всех сторон. Я сижу и вдруг сквозь подвывание ветра вроде слышу крик. Подумал, что Боря, но отогнал эту мысль.
На другой день, 22 августа, чувствую – замерзаю. Решил идти вниз. Спускался по гребню. Не доходя до первого лагеря на 5800, увидел последние следы Бори, а дальше борозда скольжения или торможения от ледоруба. Скорость на склоне набирается быстро, шансов задержаться практически нет… Много позже, в 1969 году, я был свидетелем, как двойка Юрий Колокольников и Геннадий Венцковский сорвалась на Хан-Тенгри. Я видел, как они летят. И вроде думаешь, что вот-вот задержатся, а нет.… Один другого срывает…
Дальше ваш спуск был в одиночестве…
– Да. Иду. Без кошек. Пытаюсь каждый шаг контролировать. Спустившись 22 августа с перевала Чонторен, я не нашёл нашего лагеря, как оказалось позже, прошёл в пяти метрах от того места, где стояла палатка. Надо было повернуть направо и по морене идти вниз, а я решил сократить путь.
При спуске потерял очки. Солнце ослепляло.
Шёл по леднику «Звёздочка» всю ночь. Несколько раз упирался в стенки. Чувствую, что засыпаю, быстро соскакиваю и иду. Уснуть – это смерть. Позже, когда я уже лежал в больнице, мне показали для опознания фотографии Виталия Анкутдинова и Павла Черепанова. Черепанов уснул сидя и умер. А Анкудинов прилёг, уснул и умер.
Вы тоже были на волоске от гибели…
– 23 августа утром слепило солнце. Бео очков я плохо видел. Помню, перед тем как провалиться в трещину, размышлял о встрече Радж Капура и Рашида Бейбутова в Азербайджане, куда индийский актёр приехал на какое-то мероприятие. Раши Бейбу́тов долго перечислял все свои заслуги, мол, он и известный азербайджанский эстрадный и оперный певец и актёр, и т.д. На что Радж Капур представился: «Радж Капур. Тоже не бродяга» (имея в виду популярный тогда фильм с его участием в главной роли «Бродяга»).
И вдруг я полетел, думаю: «Ну теперь точно конец». Бац! Заклинил. Начал трепыхаться. Один шикельтон утонул. А вокруг красиво, огромные сосульки стоят, висят, вода шумит. Начал кричать. Потом понимаю, что без толку, ведь сам решил уйти с маршрута в сторону, чтобы сократить дорогу. Здесь и искать никто не будет. Ледорубом выбил нишу выше воды и заполз туда. Помню временами выползал из ниши, стоял на сосульках, упираясь в них голыми ладонями, поэтому не чувствовал, что они замерзли. Варежки на ноги одел, боялся ноги потерять. Шикельтон-то уронил. Страх – тяжёлое дело. Но у меня была какая-то внутренняя уверенность, что не умру. Спал не спал – непонятно. Но часы завёл. Смотрел через дырку на звёзды, потом чувствую – рассвет. А где-то часа в два дня сверху стали падать сосульки. Думаю, в пещере-то температура постоянная, почему же они валятся? Потом снег посыпался, и голос Коли Шевченко: «Есть кто там?». Кричу: «Я есть». Он: «Один?». Я съязвил: «Тебе что мало одного?! Один». Сначала он меня один тащил, потом ещё двое подошли Александр Семченко и Рассвет Тородин. Когда вытащили, Саша взял иглу, давай прокалывать мне ноги, я их совершенно не чувствовал. На ноги байпак одели, салазки сделали, чтобы меня тащить. Вверху подтаяло лыжи не идут. Я говорю: «Давай сам пойду потихоньку». Так пришли на 4700. Потом меня в спальный мешок упаковали, и стали вниз по стенке спускать.
И после этого кошмара вы вновь отправились на Гору уже на следующий год?!
– Там мои ребята остались… Мой близкий друг Андрей Гончарук, с которым мы долго ходили в связке. Да что там, мы все общались. Я чувствовал, что просто обязан исполнить их желание. Ведь все они были не слабые. К тому времени, к 1955 году, взошли на Мраморную стену, на Хан-Тенгри. Россияне покоряли вершины на Памире. Думали, готовы для Победы.
Я не мог не участвовать в экспедиции 1956 года, присоединился к команде Спартака под бессменным руководством Виталия Абалакова. За два тренировочных выхода были оборудованы снежные пещеры с достаточным снаряжением и питанием до 6200. К дальнейшим лагерям 6500 и 7000 по ходу штурма было совершено по два «челнока» с заброской продуктов, снаряжения, горючего. Это и дало возможность переждать шесть дней, две снеговые бури на высотах 6200 и 6500 м.
После 18-летнего штурма Горы она смилостивилась и пустила спортсменов на свою вершину, в том числе и вас. Но на этом ваши взаимоотношеия с пиком Победы не прекратились. Расскажите историю о вашей дисквалификации в 1959 году.
– Да что там рассказывать. Нас вызвали телеграммой на спасработы на перевал Высокий спасать ленинградцев, но мы были совершенно не готовы подниматься на 7000 метров спасать узбекскую команду ТуркВО. Нас было четверо, и мы были совершенно не в форме идти так высоко. Это было равносильно самоубийству. Я решил не ввязываться в эту авантюру. Так вот меня обвинили в том, что решил я так в отместку за бездействие команды ТуркВО на склонах Победы в 1955 году. И меня дисквалифицировали, отстранив на два года от руководства командой.
Какие ещё ваши восхождения вам особенно дороги?
– В 1958 году командой Казахского клуба мы сделали первопрохождение пика Петровского (5860 м) по юго-восточному гребню с траверсом к восточному ребру. Закончив восхождения в районе Тенгри-Тага, экспедиция перебазировалась в верховья реки Сарыджаса, и там опять первовосхождение на высшую точку Сарыджаского хребта – пик Семенова (5816 м).
С удовольствием вспоминаю походы в наших горах со Срымом Кудериным. Наше восхождение на Мраморную стену. Потом на пик Максима Горького. Много чего было. А потом, когда у меня на глазах в 1969 году погиб сын моего друга Евгения Михайловича Колокольникова – Юра вместе с Геной Венцковским, с которым был в связке, я перестал ходить. Меня отправили с остатками тел на вертолёте, так как я был ближе всех Евгению Михайловичу. После этого происшествия пошёл работать тренером в альплагерь «Талгар».
Вы присутствовали на открытии школы альпинизма «Тау Намыс»…
– Я очень горжусь нашими парнями, которые в январе этого года взошли на Хан-Тенгри. Да и много делают казахстанские альпинисты в последнее время выдающихся восхождений. Могу смело сказать: альпинизм сейчас находится в надёжных руках. И со школой должно всё получиться.
Фото из архива Урала УСЕНОВА
