Рудольф КУБЫКИН (1937–2001), редакция Эллы БЫЧКОВОЙ
Одна из величайших пустынь Азии – Кызылкум (Красные пески) – географически удобно расположилась на территории 300 тысяч квадратных километров в междуречье двух великих рек Центральной Азии – Амударьи и Сырдарьи, зашла она и в Казахстан: на юг Южно-Казахстанской области. Сюда и отправилась в апреле 1988 года наша небольшая исследовательская группа из Института зоологии Казахской АН.
Вообще я представлял себе пустыню Кызылкум совершенно другой – с очень мощными высокими барханами чистого песка и песка, закреплённого опять-таки мощными зарослями саксаула. Но увидел иную картину: обычные, не очень высокие гряды песка, полузакреплённого или даже закреплённого редкими зарослями низкорослого саксаула, песчаной акации, очень редкого джузгуна и различных кустарников. Поразило меня то, что очень большие пространства заняты каким-то колючим растением типа татарника. Однако если ехать на юго-запад, конечно, на вездеходе, то уже придётся пересекать довольно высокие песчаные гряды, крутые склоны которых с трудом берёт даже ГАЗ-66.
Дорога, мы назвали её магистральной, относительно прямая, от которой идут ответвления на зимовки. На каждой из тех, что мы посетили, имелись колодцы с хорошей пресной водой и на одинаковой глубине около 20 метров (измеряли верёвкой). Наконец-то сделали остановку.
Наш лагерь расположился у заросшего весной бархана. Самая большая окрестная достопримечательность – скважина Баймахан с горячей водой 39,5 градуса. Она слабо минерализована, но годная к употреблению и не вызывает никаких побочных явлений. И это наше спасение. Наступает настоящая кызылкумская жара: дневная температура начинается без разбега. И вот как она нарастала: в 7 ч 19 градусов, в 9 ч – уже 29, столбик термометра продолжает подниматься до 32, 34, 37 и, наконец, в 17 ч пик её приблизился к 40 градусам. И так до 20 часов вечера, когда пустынный зной наконец отступает и исчезает.
Мы спешим ужинать, причём не столько ужинать, сколько пить чай. И затем отправляемся на скважину обмыть липкое тело (до неё около 1 км). И только после этой процедуры и вечернего чая каждый из нас приходит в себя. Я, как правило, около часа перед сном уделяю время работе на машинке. Затем лёгкая разминка и сон на открытом воздухе под необъятным куполом неба. Пока найдёшь знакомые созвездия, отыщешь или дождёшься спутника, уже сон цепко обхватывает тебя.
Наступивший май для пустыни ещё благодатная пора. Ещё не всё отцвело. Полуразвеянные песчаные гряды, холмы и впадины пестреют разными красками – ярко-жёлтыми шарами ферулы, достигающими почти метра в диаметре; песчаные акации с серебристыми листьями и мелкими фиолетовыми цветочками одели пески в весенний наряд. А новые побеги саксаула до того сочные, зелёные и густые, что не верится, что это настоящее пустынное дерево. Между тем в апреле это же дерево имело жалкий вид: сухое, неживое, сильно подстриженное. Да, да! Именно подстриженное. Причём стрижка такая же, как и принято подрезать деревья в городе. Хорошо видны срезы наискосок и не пропущено ни одной веточки. Это своего рода культивация или окультуривание дерева. Подрезая саксаул с малого возраста, можно добиться кустистости, а значит, и максимального получения растительной массы с дерева.
Так кто же этот садовник? Песчанка. В период роста эти зверьки саксаул не трогают. А люди, делая поспешные и неверные выводы, часто называют песчанок чуть ли не главными виновниками изведения саксаула. Но истина в том, что когда человек ещё не осваивал пустыню – это была пора расцвета и саксаула и песчанок.
…Любая работа в пустыне, связанная с маршрутами, возможна только 3–4 часа ранним утром или поздним вечером. В дневные часы нет никакой мочи что-либо делать. К полудню уже стоит всё испепеляющий зной. Трава сохнет буквально на глазах, ферулы зелёной уже нет. Остались мясистые, совершенно не высыхающие растения да солянки. Хорошо чувствует себя полынь, она-то в основном и облагораживает к концу мая пустынный пейзаж. При невыносимой жаре особенно понимаешь, что такое зелёный чай, и я добавлю, только без сахара. Это прекрасное средство для утоления жажды.
Пьёшь его просто до одури, почти насильно, и наступает такое состояние, когда жажда пропадает совершенно. Напившись с утра, спокойно терпишь до обеда. И как рекомендуют бывалые знатоки пустыни, здесь надо быть всегда одетым с ног до головы. Это её непременный закон. Многие люди наивно полагают, что чем меньше на тебе одежды, тем тело лучше охлаждается. Полуголый человек испаряет около 12 литров воды, вызывая тем самым обезвоживание организма. Примешиваются и другие негативные факторы – избыточный ультрафиолет, например, и т. д.
Серый варан – главный ящер Кызылкума
Моя первая встреча с серым вараном состоялась в один из жарких дней конца апреля, просто невероятно жарких, наступивших сразу после периода затяжных дождей и холодов. И этот резкий переход мы сильно почувствовали. Конечно же, отправились на скважину. Представьте, посреди пустынного глинистого пространства бьёт горячая вода – около 40 градусов, как в хорошей бане. Варан – животное теплолюбивое, и мы ждали его выхода в эти жаркие дни. И дождались. Борис Губин сходил в пески за скважиной, по следам нашёл варана и принёс его нам.
Это был молодой самец около метра длиной. А вообще серые вараны достигают полутораметровой длины, даже чуть больше и являются самыми крупными ящерицами в Центральной Азии. Обитают они в пустыне Кызылкум, которая, как уже говорилось, частично захватывает и Казахстан. Серый варан производит довольно устрашающее впечатление, которое усиливается сходством его раздвоенного языка со змеиным. Да и некоторые повадки напоминают змеиные. Например, при заглатывании крупной добычи варан надвигает пасть на жертву, как и змея. Основу его питания составляют большая песчанка и тонкопалый суслик, но охотно он лакомится и молодыми беззащитными черепашками. Даже отмечены случаи поедания гюрз и кобр, ядовитые укусы которых на варана не действуют; не проходит он мимо гнездящихся на земле птиц и их яиц и в поисках пернатой добычи даже способен залезать на деревья. Фотограф-анималист Владислав Якушкин стал свидетелем верховой охоты варана, что могло бы быть большой и редкой удачей любого герпетолога. Он вспоминал, как готовился заснять птенцов в гнезде канюка-курганника, крупной хищной птицы.
Гнездо располагалось в развилке ветвей саксаула на высоте двух с половиной метров. Замаскировавшись среди кустов саксаула и настроив фотоаппарат с мощным телеобъективом, Якушкин стал ждать прилёта взрослых птиц с кормом. Не прошло и 20 минут, как послышались шум и хлопанье крыльев. Взрослых птиц не было, а птенцы почему-то очень беспокоились. Наведя объектив на ствол саксаула, он увидел, как по стволу не особенно грациозно, но решительно полз к гнезду варан. Но поскольку птенцы канюка уже были ростом со своих родителей и немногим меньше самого варана, то ящер, пробыв в нерешительности несколько минут, пополз вокруг гнезда. Здесь под ним, да и в нём самом селились воробьи. Зная, что хищные птицы возле своих гнёзд не охотятся, они не опасаются грозного соседства. Но вряд ли малые птахи могли ожидать, что появится варан и начнёт чинить разбой. Не внимая громогласным протестам взрослых воробьёв, он стал разорять одно воробьиное гнездо за другим, съедая яйца. Сделав полный круг, варан осторожно спустился на землю, отдохнул и направился к одной из нор.
Но вернёмся к нашему знакомому. Я пометил его, для себя назвал Скрабом и отпустил, чтобы в последующие дни понаблюдать за ним в бинокль. Варан обитал в районе скважины, его территория была обширна, а присутствие выдавали норы, лёжки и следы; сам же он был крайне осторожен. Для маскировки я в песке вырыл яму, а сверху и сбоку прикрыл её огромными листьями ферулы, а между ними проделал смотровое оконце. Сооружение хорошо защищало от солнца, и мне казалось, что я стал невидимым, но ошибся. Любое моё движение, мелькнувшую тень варан улавливал и замечал. Едва я отлучался на несколько минут, как он переползал в другую нору и уже оттуда оказывался в роли наблюдателя. А мне, наоборот, пришлось покинуть мой пост: под палящим солнцем сочные листья ферулы подсохли, поникли и при малейшем дуновении ветра стали издавать шуршание, раздражающее варана. Переместившись в более укромное место, я продолжал наблюдать.
В жару варан чрезвычайно пассивен: выглянет из норы, осмотрится и опять скрывается. Но даже при такой малоподвижности он замечает любой движущийся объект. Едва заметно высунув голову на длинной шее и находясь в напряжённой позе, он живо реагирует на звуки, замечает, как степная агама взбирается на вершину сухого стебля ферулы, как неподалёку перелетает с ветки на ветку саксаула зелёная щурка, как в колонии большой песчанки играют малыши, на несколько метров отлучаясь от норы. Полусонный грозный хищник пока им не страшен. Сам же он при малейшей кажущейся опасности мгновенно исчезает в норе. Но ненадолго: уйдёт и скоро вновь выползает. С середины мая возросла активность моего Скраба, как и других его сородичей. В поисках пищи он стал вести бродячий образ жизни, совершать длинные переходы от бархана к бархану, от одной колонии песчанок к другой и уже ночевал там, где его заставали сумерки.
По свидетельству Зои Карповны (Брушко, коллега. – Прим. ред.) серый варан способен кратковременно развивать скорость до 20 километров в час, и он необыкновенно живуч – его трудно усыпить в парах эфира, хорошо плавает и может долгое время оставаться под водой. В момент опасности, если не удаётся быстро скрыться в норе, варан принимает угрожающую позу: тело становится широким и плоским, он шипит, далеко высовывает язык, сильно хлещет хвостом и может укусить, причём укус болезнен. В иных случаях варан плотно прижимается к земле и лежит неподвижно, сливаясь с окружающим ландшафтом и становясь незаметным.
Агам – агамчик – агамёныш
Вторая после варана крупная ящерица – степная агама, хотя ему она значительно уступает по размерам. Массивная голова, туловище и хвост – всё вместе достигает 30 сантиметров. Сверху голова треугольная, а когда самцы выпускают киль снизу челюсти, то голова становится похожей на острие копья с тремя гранями. Тело на вытянутых ногах, хвостом не касаются земли, бегают стремительно и даже по вертикальным поверхностям. При нервном возбуждении моментально меняется окраска: у самцов горло, нижняя сторона туловища и конечностей становятся тёмно-синими, а хвост – ярким, оранжево-жёлтым. Агамы скрашивают нашу жизнь в лагере и доставляют много весёлых минут. Они легко привыкают к соседству с человеком и становятся почти ручными. Водитель прикормил одного из молодых агамчиков мухами, которых давал ему на палочке, и тот переселился в палатку и уже сам вовсю охотился на мух, причём охотился с умом, аккуратно подкрадывался, прижимаясь всем телом к земле, с близкого расстояния делал рывок и, выбросив язык, приклеивал к нему муху. Обычно из трёх бросков один был удачным.
А когда агамёныш подрос, то при обилии пищи уже не подкрадывался к мухам, а ждал какую-нибудь зазевавшуюся и подползшую к нему на меткий «выстрел». В конце концов, агам стал забираться на ящик, который служил нам столом, любил лежать на резиновых сапогах в углу, появилось у него ещё одно предпочтение – под тентом над погребом. У нас там стояла небольшая кастрюлька, так он устроился на её крышке и занимался ловлей мух, прилетающих на привычное для них место – посуду с пищей. В один из дней к нему подбежал почти вплотную взрослый самец, но не предпринял никаких враждебных действий и вскоре удалился. Незаметно наш агам подрос и уже стал вести себя по-взрослому и по-хозяйски. Как-то он развлёк нас тем, что очередного «гостя» яростно гонял сначала по палатке, а потом и по всему лагерю. Однако спокойно принял своего сверстника, однажды появившегося в палатке. И уже вскоре они оба встали на «вахту», найдя наблюдательные пункты: пришелец забрался на сухую дровину акации, а наш – на довольно высокую стойку палатки, на самую верхотуру (1,6 м).
Между тем уже перевалил за вторую половину июнь, близится к концу и наше пребывание в «гостеприимной» пустыне. Температура шпарит, не давая никаких шансов для спада. Интересно было наблюдать, как изменилось с сильной жарой поведение птиц. Они близко подпускают к себе, смело залетают в тень, где находится человек. Сегодня ко мне на раскладушку сели сразу два щенка воробья. Один вскоре слетел, а другой долго шарился у самой шеи, стараясь проползти под голову. А потом и вовсе осмелел, запрыгнув мне прямо на физиономию и чуть посидев, стал кругами ходить вокруг меня по раскладушке. Я скормил ему одну муху, ещё одну… И пошло дело. Но на следующий день предстоял наш отъезд. Почти двухмесячное пребывание в Кызылкуме позволило увидеть пустыню в разных красках, познакомиться близко с её обитателями, увезти с собой много ярких впечатлений, которые останутся в памяти на всю жизнь.
Фото из семейного архива
Рисунки Дамиры МУСАЕВОЙ
