Клим ПЕРВУШИН
Бортовой «ЗИЛ» вёз на очередной заезд бригаду разновозрастных мужчин. Никита жил в квартале леспромхозовских пятиэтажек, поэтому был знаком со многими из трактористов, вальщиков и водителей «МАЗов». Ему не составило труда договориться о поездке в среднее течение реки Убы, где на горе Теремок собирался пострелять глухарей. Заядлый охотник всегда брал отпуск к открытию сезона.
В прошлом году он познакомился с местным пчеловодом Назаром Сидоровичем Армяниновым и ночевал у него на поселье. Проникнувшись взаимной симпатией, они сдружились, и тот пригласил охотника в любое время, не церемонясь, заезжать в гости.
Как обычно, перед заездом ребята хорошо погуляли, кто-то успел опохмелиться, кто-то хмуро сидел, разглядывая знакомые пейзажи. Семь десятков километров по горной грунтовой дороге покажутся им довольно долгими.
Никита, пристроившись у заднего борта, с интересом разглядывал проплывающие мимо разноцветные горы и лица пассажиров вахтовки. Молодёжь и ветераны вели себя на равных, подшучивая друг над другом.
Трудяга «ЗИЛ», поднимая клубы пыли, преодолел перевал «Берёзовая грива». На спуске стали видны исполинские разломы Линейского хребта, напоминающие вершины Макчу-Пикчу. Дорога спустилась к берегу Белой Убы, и вскоре показалась Стрижная, где на месте поселья староверов геологи построили бараки, клуб, столовую и баню для своих работников.
Переехав по деревянному мосту через мелкую в это время года речку, лесорубы покатили по языку, образованному двумя сливавшимися немного ниже реками – Белой и Чёрной Убой.
Остановились, перед второй, чтобы осмотреть брод возле смытого весной моста. Разминая на крупной гальке и укатанных камнях ноги, лесорубы разбрелись по берегу. Козлов увидел закидывающего удилище знакомого рыбака. Подойдя, поздоровался и заговорил. Следом за ним подтянулись его спутники. Почувствовав себя в центре внимания, ловец хариуса оживился и стал рассказывать, как ловко он подсёк полдюжины крупных красивых рыбин. Потом вынул из поймы рыбку и показал окружающим:
– Вот это чудо я здесь выловил, похож на окуня, но как он мог заплыть на такую высоту и выжить в ледяной воде?
Юрка взял рыбу, долго на неё смотрел, а потом, незаметно подмигнув товарищам по бригаде, солидно произнёс:
– Насколько я понимаю, это окухар – помесь окуня и хариуса. Советские ихтиологи удачно скрестили два вида и теперь в горных реках нередко можно встретить этого гибрида.
Санька Крамаров, не моргнув глазом, подтвердил:
– Я недавно в Громатухе такого же поймал, хотел выбросить, но передумал, и правильно – вкусной рыба оказалась.
Остальные согласно закивали головами, мол, чего только не случается в жизни.
Зная репутацию Юрки, рыболов всё ещё сомневался, и только когда седобородый дед Коптев сказал, что и ему приходилось ловить такую же рыбину, вернул её в пойму и, подтянув болотные сапоги, пошёл вверх по течению, то и дело закидывая в шиверу мушку с крючком.
Понял он, что его развели, как мальчишку, когда с проезжающего мимо «ЗИЛа» раздалось:
– Окухар! Ловись, рыбка, большая и маленькая!
Схватив большой, отшлифованный рекой камень, рыболов бросил его в сторону уезжавшего автомобиля, но тот уже был далеко. И только громкий смех, эхом отражающийся от прибрежных скал, поднял в небо стаю верещавших свиристелей.
А вокруг царствовала осень. Горы вобрали в свои склоны всю сентябрьскую невообразимую палитру цветов, от которой сладко болела душа.
– Что такое счастье? – подумал он. – Да вот оно, в этих невесомых жёлтых берёзках, малахитовых пихтах, оранжевых осинках, рябинах, прописанных бордовым краплаком. В зубчатых скалах Теремка на противоположном берегу реки, во всей этой такой родной до боли природе.
Миром правили подходившие к концу золотые семидесятые годы. Страна почти залечила военные раны. Строились города, осваивался космос, в магазинах свободно продавались сервелат и докторская колбаса. Никита с женой не могли нарадоваться на подрастающую дочь. Он успешно двигался по служебной лестнице на своём предприятии, но все свои достижения, если б была возможность, поменял бы на вот такое близкое общение с горами и тайгой. Потому каждую осень утолял свою страсть, забираясь как можно дальше в таёжные дебри.
В одном из логов показались крыши поселья Назара Сидоровича Армянинова. Неугомонный Юрка Козлов радостно забалагурил:
– Молитесь, люди, сейчас нас дядя Назар медовушкой угостит!
– Не говори гоп, пока не перепрыгнул! Он мужик нравный, может и отказать, – ухмыляясь в усы, урезонил его, качая рыжей с проседью головой, Степан Степаныч.
– Да ну, мы же в прошлый раз помогли ему сено привезти, да и дров на зиму целый лесовоз разгрузили.
Тут, вдали от города и начальства, царили свои законы. Лесорубы снабжали пчеловодов лесом, помогали на покосе и доставке скирд, а пасечники всегда держали для них пару лагунов крепкого медового пива. Так и жили таёжные люди в полной гармонии с природой и друг с другом.
Увидев подъезжающую машину, Назар Сидорович вышел из ворот к гостям. Те с шутками высыпали из кузова. Начались весёлые приветствия давно знакомых людей.
Назар Сидорович повёл шумную компанию за стол под навесом угощать малосольным хариусом.
– Я вчерась сетёшку из плёса вытащил, как знал, что вы приедете, – его чёрные кавказские глаза светились гостеприимством. – Вот и пригодилась рыбка. Старуха-то в город уехала, ребятишки тоже там, в школу им надо. Какой день кукую один. Сейчас я вас ещё кое-чем угощу.
Он ушёл в дом и вскоре вернулся с ведёрным чайником, от которого шёл дурманящий запах. Лесорубы весело загомонили, предвкушая удовольствие от пития божественного напитка, приготовленного на сотах с остатками мёда и перги. Тут же принесли из машины закуску из запасов, приготовленных на заезд.
– Ну ты волшебник, Сидорыч, и рыба у тебя, и выпивка, пожалуйста! Так бы и жил у тебя, да лес валить надобно, – польстил Юрка хозяину.
– Вот это ты правильно делаешь, что про работу не забываешь, а то кто кормить-то тебя будет, гляди, какой здоровенный вымахал!
Пчеловод полез в отдельный шкафчик с мирской посудой. Поставив перед гостями алюминиевые кружки, он наполнил их:
– Ешьте, пейте, а я пойду, место гостю дорогому приготовлю, – взглянул на Никиту, – пойдёшь в дом или тут останешься? Второй год как на охоту, так ко мне заезжает, – объяснил Назар Сидорович своё знакомство с горожанином и ушёл в избу.
Никите не хотелось расставаться с весёлой компанией. Тем более выпившие по кружке спутники завели интересный разговор о встречах с хозяином этих мест – медведем. Он понимал, что большинство из этих баек откровенная выдумка, но сама тема завораживала и рассказчиков и слушателей.
Первым, как всегда, начал Юрка Козлов. Его загорелое до красноты лицо с задорно вздёрнутым носом притягивало внимание слушателей. Он чувствовал это и потому самая обыкновенная его байка звучала, как анекдот в устах Райкина.
– Ходили мы с отцом за малиной, недалеко от города, за Воструху. Мне тогда лет тринадцать было. Я увлёкся сбором ягоды и потерял его из вида. Моё ведро было уже почти полным, когда я увидел невдалеке высокие кусты рясной малины и решил до краёв набрать посуду. Раздвинув колючие кусты, носом к носу столкнулся с медвежьей мордой. Наверное, мой крик был очень уж выразительным, если отец прибежал ко мне через несколько минут. Конечно, испуганного мной косолапого рядом уже не было, но я долго отстирывал своё исподнее в Тарасовом ключе.
Раздавшийся хохот спугнул с оранжевых осин стайку диких голубей.
Рассказ Козлова разбередил ранее скрытые способности к устному творчеству других гостей поселья Армянинова. Один за другим звучали истории о встречах с всесильным таёжным начальником.
Но всех удивил пожилой Степан Степаныч, который рассказал историю, в которую так и хотелось поверить:
– Шёл я как-то под вечер с охоты на соболишек. Как и положено, ружьё, лыжи камусные; в тот день несколько зверьков снял из капканов и кулёмок. К вечеру стало холодать, градусов под тридцать пять прижало. Ну, ничего, – думаю, – скоро избушка, там отогреюсь у печки. Вокруг пихтач заснеженный, ничего из-за него не видать, и вдруг навстречу выскакивает лось и пролетает передо мной, как паровоз, аж паром обдало, то ли кто его напугал, то ли меня испугался. Всё бы ничего, но он обе лыжины мне сломал, а куда я без них, да ещё в мороз!
Снега в тот год навалило метра полтора, попробовал на обломках идти – не получилось, без лыж ещё хуже – то и дело проваливался по пояс. Скажу я вам, тоскливо мне стало в сумерках, а мороз всё прижимает и прижимает!
Всё, думаю, отбегался мужик! На карачках до избушки не доползу, замёрзну! И вдруг дикая мысль мелькнула у меня в голове. В нескольких метрах от лыжни находилась медвежья берлога. А что если переночевать рядом с косолапым? Другого выхода не было. Я, стараясь не шуметь, отгрёб снег от парящей дыры берлоги и осторожно втиснулся рядом с тёплым телом зверя, и вы не поверите, сразу заснул мёртвым сном. Проснувшись, посмотрел на светящийся циферблат часов, было около семи. Осторожно выбрался, стараясь не касаться опасного соседа, засыпал снегом следы своего пребывания и с новыми силами отправился к избушке. Сообразив, что под деревьями снега меньше, я к обеду добрался до своего стана, где были запасные лыжи и, главное, печка, с которой ни за что не сравнится тепло берлоги.
Первым оправился от неправдоподобного рассказа Емельянова, конечно, Козлов:
– Ну и сочинитель ты, Степаныч, прямо Жюль Верн!
– Почему же сочинитель, – вступился за товарища дед Коптев. – Эх, молодёжь! Не понимаете вы, что в жизни всякое может случиться, даже самое невероятное!
Остудил пыл спорщиков Назар Сидорович, который слышал только окончание повествования Емельянова:
– Знаете, ребятки, послушал я вас, как вы с серьёзным зверем взасос целуетесь, и показалось мне, что я живу какой-то неправильной, скучной жизнью: до старости в лесу провёл, если не считать двух лет на войне, а с медведем виделся только издалека. Да ведь и хорошо это, хозяин – сосед серьёзный, лучше держаться от него подальше. Целее будешь.
А не пора ли вам, ребятки, на работу? Давайте будите Шмелёва, а то как по темноте-то поедете?
– И то правда, – согласился бывший за старшего в бригаде Алексей Клиновицкий. – Наливай нам, Сидорович, на посошок!
«ЗИЛ» с бригадой, распевавшей «Едут новосёлы…», скрылся за поворотом дороги и лишь остатки клубящейся пыли напоминали о весёлых ребятах, только что сидевших за столом.
Дед Назар сходил в сени и принёс небольшой деревянный бочоночек, когда-то расписанный неизвестным мастером. Полуистёршийся рисунок с чёрными, золотыми и красными цветами говорил о том, что изделие когда-то было изготовлено в знаменитых артелях Палеха. Аккуратно поставив посудину на стол, он принёс вяленого хариуса, отварной картошки, домашнего хлеба и перьев зелёного лука.
Выпив, он о чём-то задумался, а потом довольно разулыбался:
– Давеча я над мужиками зубоскалил, как они про медведей-то рассказывали. Так вот, нынче летом у нас такой случай произошёл:
– Поставила моя старуха пиво на сенокос, чтобы помочь устроить, как время подойдёт. Ну, договорился я с мужиками, когда да как. Пиво хорошее удалось, я попробовал, выпил ковшичек и захмелел. Ну, думаю, довольны помощнички останутся. А чтобы уж совсем хорошо было, погрузили лагун на ночь в холодный ручей. Утром заседлал я Серка и поехал в Ермолаевку, чтоб ещё одного косаря позвать. А Фёкла Ивановна моя, проснувшись, решила посмотреть, на месте ли лагун. К старости-то она слабо видеть стала. Пришла, видит: старик её, завернувшись в доху, спит на берегу ручья. В сердцах она изо всех сил ударила старика костылём, но тот даже не шелохнулся.
Плюнула и ворча ушла домой. Потом пошла к стойлу, жеребца на месте не было, седла тоже. И тут она поняла, что у ручья был не я, а выпивший лагун с пивом медведь. Когда мы с помощником приехали и услышали рассказ хозяйки, медведя уже и след простыл. Лишь в ручье валялась пустая посудина с неаккуратно вырванной верхней крышкой.
– Как же вы выкрутились из этого положения? Чем угощали работников? – спросил Никита.
– Запас великое дело! Ты что думаешь, у нас одна лагушка была?
Долго сидели двое мужчин, разговаривая и выпивая.
Внезапно в темноте раздались истошные крики ворон. Из пихтача, чьи конусообразные вершины были еле заметны на закатном небе, слышались звуки настоящей войны. Увидев вопросительный взгляд гостя, Назар утолил его любопытство:
–Это филин устроил ночную охоту на ненавистных птиц-падальщиков. Извечная вражда сов и ворон. Говорят, что в стародавние времена, когда филин был царём птиц, вороны украли у него символ власти – «Золотое перо» – и отдали его орлу, который с тех пор считается верховным правителем всей летающей братии. Бывший царь обиделся и со своей свитой из сов, сычей, сипух, неясытей и сплюшек решил перейти на ночной образ жизни, хотя иногда их можно увидеть и днём. Недавно я наблюдал, как вороны чуть не забили сову, которая еле спаслась в густых зарослях колючей акации.
Увидев, что Никита уже клюёт носом, хозяин взял его под руку и повёл в дом.
– Голова ясная, а ноги не шагают, – удивился гость.
– Вот это и есть настоящий мёд. Зато завтра встанешь как огурчик!
Рисунки: Виктор ПАВЛУШИН
Продолжение следует…
