Автор текста и фото Максим ЛЕВИТИН
Вот и закончился охотничий сезон – 2017. В этом году на охоте я был один раз, да и то не в качестве охотника, а как сопровождающее лицо. Россиянин Дмитрий Котенков приехал из Москвы на комбинированную охоту «марал плюс козерог»
, и мне предложили снять процесс охоты для одного телевизионного канала. Я двумя руками за честную охоту, но заметил, что с возрастом у меня самого охотничий азарт слабеет. Если раньше мне сложно было заснуть перед охотой, просыпался ночью несколько раз в страхе: «А не проспал ли я?», то сейчас, если охота заканчивается без выстрела, я втайне испытываю чувство радости. Вроде и поохотились, размялись, согнали лишний жирок, но и зверь живым остался. Да ещё не нужно тащить полные мяса рюкзаки.
Но когда речь идёт о трофейной охоте, такие рассуждения не пойдут. Трофейный охотник платит очень большие деньги. Он надеется, что платит профессионалам, которые помогут ему добыть трофей его мечты. На те деньги, которые он платит, существуют охотничьи хозяйства. Поэтому если трофейный охотник уедет без выстрела – это жирная роспись охотпользователя в непрофессионализме. Это громкая заявка охотпользователя на то, что он плохой менеджер угодий, и государство не должно доверять ему управление охотничьими угодьями. Поэтому каждый неотстрел в трофейной охоте – это чп, наносящее ущерб имиджу и охотпользователя и страны как охотничьей державы. И наоборот, каждый рекордный трофей увеличивает престиж и угодий и страны на международном охотничьем рынке.
Я заметил, что в Казахстане не все ясно понимают, что такое охотничий рынок. Представление об этом может дать отчёт, выпущенный U.S. Fish & Wildlife Service, полностью его можно прочитать здесь: www.doi.gov , wsfrprograms.fws.gov
В отчёте написано: общий оборот видов активности, связанной с охотой, рыбалкой и наблюдением за дикими животными в США равен 145 млрд. долларов. Из них охотники тратили 34 млрд. долларов на лицензии, путешествия и снаряжение (Hunters spent $34.0 billion on trips, equipment, licenses, and other items to support their hunting activities in 2011).
Это целая философия рационального управления ресурсами животного мира, и как мы видим, она работает гораздо эффективнее, чем запреты, не подтверждённые реальным финансированием и потому не исполняемые. Поэтому когда речь заходит о трофейной охоте – долг охотпользователя сделать всё возможное, чтобы клиент остался доволен трофеем.
…Теперь вернёмся к сезону 2017 года в Казахстане, к той самой охоте, где я выступил в роли сопровождающего. Ранним осенним утром мы с директором алматинского охотхозяйства Нурланом Кикимовым встретили в аэропорту клиента – россиянина Дмитрия. Охотник он опытный. Не раз бывал и в знойной Африке, и на «дальних Северах», и на «экзотических Югах» и на пятизвёздочном Западе. Удивить его было трудно, но многоопытному Нурлану всё же это удалось.
Дело в том, что на нашей маленькой планете существует великое множество охотничьих программ, но вот предложения по комбинированной охоте «марал плюс козерог» можно пересчитать по пальцам одной руки.
Если уж говорить совсем прямо, то и целой руки для этого будет много, достаточно трёх пальцев. Если сложить эти пальцы соответствующим образом, то получится фигура, символизирующая ваши шансы на успех комбинированной охоты в любом месте, кроме Жетысуского (более известного как Джунгарский) Алатау. Если где-то есть маралы, то нет козерогов, если есть козероги, то нет маралов, если есть и маралы и козероги, то либо численность маленькая, либо трофеи низкого качества и т. д. А Джунгарский Алатау уже четверть века стабильно поставляет на мировой охотничий рынок чемпионские трофеи. А вот о том, хорошо это или плохо, мы поговорим позже.
От Алматы до охотничьего хозяйства на юго-востоке хребта мы добрались часов за 15. О состоянии дороги говорить не буду, потому что о мёртвых или хорошо или никак. Дмитрий сказал мне, что для него охота это не только трофей и наслаждение красотами дикой природы, но ещё и знакомство с местным колоритом разных стран и географических регионов. Он старается во время охотничьих туров получить как можно больше информации о животном мире, системе природопользования, быте, традициях и истории.
Возле села дорога свернула с трассы в горы. До центральной усадьбы охотничьего хозяйства оставалось около ста километров по просёлку. В одном узком ущелье во время землетрясения здоровенный камень загородил дорогу, но пограничники прислали бульдозер и расчистили путь. На пограничной заставе строго проверяют пропуска.
Итак, мы уже на центральной базе хозяйства. В живописной роще на берегу реки два гостевых домика, баня и жильё для егерей. Первым делом, кончено, баня. За ужином чрезвычайно интересный разговор с управляющим хозяйством. Анатолий живёт в Джунгарском Алатау с детства и может рассказать обо всех сколько-нибудь значительных событиях, происходивших здесь за последние полвека. Мы кое-что нашли в интернете о конфликте на Жаланашколе в 1969 году, но интересно было узнать подробности от человека, знающего об этом не из интернета.
– Тогда отношения с Китаем резко ухудшились, – вкратце рассказал Анатолий Михайлович. – На Даманском более масштабный конфликт был, чем здесь. Тогда многие отсюда уезжали, думали, война начнётся. Споры вокруг Каменной сопки давно велись, и как-то ночью китайцы силами около роты заняли сопку. Приказ пришёл оттеснить их за линию границы, по возможности, без стрельбы. Подняли отряд по тревоге. Усилили маневренной группой. БТР их потихоньку прижали, и они начали отходить. Всё бы мирно закончилось, но один их солдатик выстрелил из противотанкового ружья и попал в БТР. Пришлось ответить из всех видов оружия. У них потерь было 17 человек, у наших два: Рязанов и Дулепов.
Ужин затянулся, многое хочется обсудить, но нам пора спать. Ведь завтра утром на охоту!
Самые счастливые дни на охоте – первый и последний
В половине шестого утра, едва засерел восток, мы позавтракали, пристреляли оружие, загрузили в коржыны палатки, спальники, продукты и отправились в путь. Низкорослые, но выносливые лошадки породы джабэ казались неутомимыми, постанывая от напряжения, они переваливали с одного перевала на другой, иногда поднимаясь по очень крутым склонам. Впереди ледовыми шапками белел основной хребет, а мы двигались на уровне верхней границы леса, то есть примерно на высоте 2700–2800 метров.
Самые счастливые дни на охоте – первый и последний. Первый раз охотник счастлив, когда из тесноты человеческого муравейника выбирается на просторы дикой и прекрасной природы, а второй, когда возвращается в тепло и уют городской квартиры. Если охота была удачной, то возвращение приятно вдвойне: жена получает не только подтверждение мачизма своего супруга, но ещё 5–6 килограммов диетического мяса. Пропитанная потом и грязью одежда и отбитые седлом мягкие ткани – это своего рода ритуальная жертва, позволяющая современному человеку прочувствовать, как много мы сумели добиться за последние несколько сотен лет и как комфортна наша современная городская жизнь. Жизнь в диких условиях полна очарования и романтики, особенно когда понимаешь, что это всего лишь игра, что скоро потная одежда будет закинута в стиральную машину, а потёртости намазаны специальным кремом.
Я не ленюсь задавать охотникам один и тот же вопрос: «Зачем они охотятся?». В ответ приходится слышать самые разные фигуры речи, иногда изящные, иногда не очень: «кайфануть», «хапнуть суровой романтики», «вырваться из рутины», «преодолеть вызовы», «повысить самооценку», «дать волю инстинктам» и т. д. Миллионы лет два основных инстинкта были тесно связаны. Охотничья удаль не только повышала шансы на выживание у наших предков, но и, без сомнения, служила серьёзным преимуществом в половом отборе. Она и сейчас играет свою роль в этом деликатном вопросе. С одной стороны, прекрасная половина рода человеческого догадывается, что охота удовольствие недешёвое, следовательно, у охотника с банковским счётом всё в порядке, а с другой – раз он без устали скачет по горам, то, скорее всего, окажется в состоянии скакать и в других местах. Скакать не скакать, а трястись в седле нам пришлось довольно долго: преодолеть около километра по вертикали и километров 10 по горизонтали. Гон у марала только начинался, многие самцы ещё не имели гаремов, но уже начинали поднимать свой боевой дух брачными криками. Днём они большей частью отлёживаются в лесной чаще, а часам к пяти вечера выходят на альпийские луга выше зоны леса. Из ближайшего ельника доносится тонкий писк. Мы останавливаемся и дудим. В ответ раздаётся ещё один более густой и грубый голос. Второй самец лежит в этом же лесу метрах в ста от первого. Занимаем наблюдательную позицию. Поскольку мы находимся на открытом склоне, животные нас видят, но из укрытия выходить не спешат. От леса отделяются три самки и не спеша бегут вверх по склону. Самцы маралов чаще используют стратегию застаивания, чем самки. Два самца затаились где-то за ёлкой и не выдают себя ни одним движением. Но стоит нам дунуть в трубу, инстинкт побеждает осторожность, и они отвечают нам боевыми криками.
Язык леса, в котором скрываются маралы, перед нами как на ладони до самой крайней точки – 350 метров. Дистанция вполне рабочая, но мы не знаем трофейных качеств невидимых певцов. Что делать? Ждать, пока они выйдут на поляну? Когда-нибудь ведь они должны выйти! Но ждать не хочется, нужно добраться до места стоянки и поставить лагерь.
Принимаем решение шугануть маралов. Один из проводников Базарбек подъезжает к лесу, а Дмитрий лежит с винтовкой наизготовку. Когда всадник приближается к лесной чаще метров на 20, зверь не выдерживает и выскакивает на поляну. Рога небольшие, зверь ещё молодой. Отбой. Спускаемся к речке, ставим палатки, готовим ужин.
Особей с плохими трофейными качествами в Европе отстреливают в любой сезон
Оказалось, что Дмитрий, не понаслышке знакомый с кухнями мира, никогда не пробовал говяжий суп в пакетиках. Заправленное луковицей и банкой тушёнки наше фирменное блюдо показалось ему изысканным деликатесом. Под такой закусон не грех и усугубить из фляжки по маленькой. И, конечно, разговоры об охоте.
Проводники опытные! – похвалил Дмитрий. – В советские бинокли видят всё за два километра!
– Угу, – подтвердил я, и, подумав, добавил, – а главное в горах – это джигитский опыт. По тропе любой может, а по крутым скалистым склонам двигаться – реально большой опыт нужен. Одна ошибка, и ауфидерзеен. В лучшем случае коня угробишь!
Попросил рассказать Дмитрия о его опыте охоты в Европе.
– Хозяйства там небольшие: тысяча гектаров, две, три, максимум десять, – ответил Дмитрий. Но дичи очень много. Плотность сумасшедшая. У моего знакомого в Чехии на угодьях площадью 4000 гектаров добыли 170 копытных за две загонные охоты. А в ЮАР в хозяйстве площадью 25 тысяч гектаров копытных добывается около тысячи в год. А у вас здесь сколько?
– Ну, год на год не приходится, но, я думаю, пять-шесть козерогов и столько же маралов на площади 40 тыс. га. А есть хозяйства площадью 200 тыс. га, там, может, до двадцати.
– Не много, – покачал головой Дмитирий, – с такой производительностью угодий трудно сделать хозяйство рентабельным.
– Это да! Нужно развивать трофейную охоту. Продав трофейному охотнику одного старого, потерявшего репродуктивную способность самца, охотничье хозяйство получает средства на охрану и биотехнию, необходимые для сохранения всей популяции.
– М-м-м, да… – задумался Дмитрий и, помолчав, добавил, – только нужно, чтобы самцы действительно были старые, а деньги действительно тратились на охрану и биотехнию.
– Ну, это как получится. А вот угодий с высоким бонитетом, позволяющим проводить трофейную охоту, у нас раз-два и обчёлся! Ну 20, может, из 660 хозяйств.
– А остальные как выживают?
– Есть хорошие хозяйства, мы их называем олигархические. Это когда хозяин безвозвратно вливает средства. А остальные убыточны.
– А трофейные рентабельны?
– Да, мне кажется, трофейные тоже не особо рентабельны: квоты маленькие, а расходов много. Хотя есть несколько рентабельных хозяйств. Там обычно такая схема: владельцы – местная семья со скромными запросами, но достаточно шустрая, чтобы наладить отношения с госорганами. К примеру, отец – директор, водитель, гид, егерь, охотовед, постоянно живёт в хозяйстве. Жена – бухгалтер, повар, прачка, в общем, отвечает за уют. Дочка менеджер-переводчик. Сыновья – егеря. Их охотугодья закреплены на их же сельхозугодьях. Они сами решают, где скот пасти, а где место козерогам оставить. Принимают четыре-шесть клиентов в год, зарабатывают тысяч двадцать долларов на этом. При скромных аппетитах концы с концами сходятся.
– В деревне 20 тысяч долларов – это уже деньги, – согласился Дмитрий. – В европейских частных трофейных хозяйствах всё рационально. И мясной цех, и таксидермия, и гостиничный бизнес, и какие-то побочные промыслы: хамон, мамон, колбаски всякие. Главное, у них, кончено, трофейный ряд. Где я был, хозяин купил производителя европейского оленя за 350 тысяч долларов. Ведут от него прямую линию, там трофеи сейчас тринадцать килограммов минимум. У них любая охота селекционная. Особей с плохими трофейными качествами они отстреливают без сожаления в любой сезон. Продают по дешёвке или вообще сами егеря стреляют. А самца на золотую медаль они поставят под выстрел только после того, как тот 10–11 лет поработает производителем.
– Это да! – согласился я. – Но там у них площади маленькие, а тут на таких просторах, можешь второй раз не встретить эту «золотую медаль». Тут один шанс даётся.
Помолчали. Спать не хотелось – было всего половина девятого вечера. Едва стемнело, ветер стих и воздух пропитался влагой. Тент палатки покрылся каплями конденсата. Капельки подмерзали и превращались в изморозь. Ущелье наполнилось криками маралов. С разных сторон мы насчитали по меньшей мере десяток различных голосов. Чтобы не пугать животных, костёр не разводили, чай кипятили на горелке. Посидели полчасика, послушали маралий концерт и забрались в палатку. Но всё равно не спалось.
– Марала здесь, конечно, много, – сказал Дмитрий, вслушиваясь в ночные голоса.
– Стало поменьше, чем пятнадцать лет назад, но ещё достаточно, на наш век хватит, – ответил я.
– У буржуев на одного егеря примерно тысяча га угодий. Он обязан каждый день и зимой и летом ходить в лес как на работу и знать каждого оленя в лицо. Там егерь – это не просто так. И учиться надо, и экзамен настоящий, и требования серьёзные. Егерь должен уметь определять и размер трофея и возраст. Егерю доверено принимать решение об отстреле бракованных особей. А если он подставит клиенту «золотого» производителя в расцвете лет, хозяину это не понравится.
– Если у егеря такие полномочия, то как хозяин узнает, что егерь подставил клиенту производителя в рассвете сил?
– Там таких хозяев, что не следят за своими хозяйствами, мало. Ну какой смысл покупать хозяйство, если тебе это не интересно и некогда этим заниматься? Там владельцы, как правило, очень увлечённые и подготовленные ребята. Всё под контролем держат. Для многих это вообще основной бизнес. Да ещё и законы. Есть такой закон, чтобы охотхозяйство в наследство получить, наследник должен окончить курсы и сдать экзамен. Кто попало не имеет права заниматься охотничьим хозяйством.
– Я думаю, наши проводники тоже профессионалы высочайшего класса, только в своих специфических условиях. Если взять лучшего европейского егеря, обучать его два года, дать ему сертификат, а потом закинуть в эти горы, то он не только не сможет работать проводником, он и сам здесь выжить, скорее всего, не сможет. У нас тут всё не так, как в Европе. Во-первых, ни одно хозяйство не может себе позволить платить егерям тысячу евро в месяц. Нет таких доходов. Основной заработок егеря – это скотина, и он к ней привязан. В Европе егерь ходит каждый день в лес как на работу, потому что этот лес рядом с его домом, там есть школа и все, что необходимо для жизни современного человека. А у нас егерю до своего села, может быть, сутки ехать. Зимой вообще не проедешь – снег по пояс. Площадь огромная. Места крепкие. Каждого марала он «в лицо» знать не может, хотя бы потому, что животные постоянно двигаются: вертикальные, горизонтальные, сезонные кочёвки и миграции. Поэтому, конечно, если есть возможность добыть трофей, который устраивает клиента, он его не упустит. Проводник получает за трофей и аренду лошадей. Трофейный ряд через десять лет его мало интересует.
– Ну а как тогда добиться рентабельности хозяйств?
– По формальным признакам охотничьи хозяйства делятся у нас на пять категорий, а по сути, я думаю, их достаточно разделить на две: для простых мужиков «сервитутные» в сельскохозяйственной зоне. На самом деле, нужна же какая-то социальная справедливость! Пусть сами создают коллективы, сами вкладываются, сами охраняют и сами охотятся. И «трофейные» в отдалённых безлюдных районах, где бонитет угодий позволяет вести трофейную охоту. В этих хозяйствах угодья должны иметь статус основного землепользования. Это позволит сохранить ключевые места обитания ценных охотничьих и редких животных. Ну и, если богатый человек способен честно содержать хозяйства для собственного удовольствия, то ему особая рентабельность и не нужна. Тут ключевое слово «честно». Есть такие начальнички, которые нахапали охотхозяйств, а тратить на них деньги жаба душит. С ними и договор не могут расторгнуть, ибо «адмресурс», и животный мир у них деградирует. Это самый скверный вариант.
– Сервитут – это вторичное землепользование?
– Да. Первичный землепользователь – арендатор пастбищ. Он основной хозяин земли. А охотпользователь – это временный исполнитель договора, дающего ему право изымать дичь в пределах квоты. Квоты маленькие, а поголовье скота в горах увеличивается с каждым годом. На условиях сервитута конфликт интересов всё равно будет.
– Это да, – охотно согласился Дмитрий. – В таких угодьях, как это, вместо домашнего скота выгоднее разводить маралов, козерогов и архаров.
Они стоят дороже домашних баранов, почему бы им не оставить немного места под солнцем! Однако пора спать – завтра утром рано вставить.
Программа «марал плюс козерог» выполнена
…Марал и козерог обитают в одной и той же местности, но в разных стациях: маралам нужен лес и альпийские луга, а козерогам – скалы и тоже альпийские луга. Леса в горах встречаются преимущественно на северных склонах, а южные экспозиции более скалисты и травяной покров на лугах солнечных экспозиций содержит больше питательных веществ, чем на тенистых склонах, что для козерогов имеет большое значение.
И маралы и козероги активны ночью и утром примерно до 9 и с пяти вечера дотемна и часть ночи. В укрытие на дневные лёжки маралы уходят в леса, а козероги спасаются от хищников и человека в скалах.
В этих же местах обитают архары, которых одни учёные выделяют в отдельный джунгарский подвид (барана Литлдаля – ovis ammon litlldale), а другие считают географической морфой тянь-шаньского подвида.
Архары не такие ловкие альпинисты, как козероги, поэтому они предпочитают более плоские высокогорные равнины. Кабаны поистине универсальные солдаты природы. Они снаряжены для борьбы за выживание, как элитный спецназ. Кабаны всеядны, плодовиты и способны выживать во всех географических зонах.
Ну и, конечно, медведи. Медведи тоже встречаются на всех высотах и во всех типах ландшафтов. Последние годы численность медведя на большом подъёме. С одной стороны, это делает ландшафт живее и привлекательнее для туристов, с другой – уже начинает создавать проблемы. Когда на медведей долго не охотятся, они начинают терять страх перед человеком и порой бывают довольно агрессивны. В Джунгарии обитает тянь-шаньский подвид медведя. Белокоготный медведь (Ursus arctos isabellinus). Он меньше своего сибирского родственника, не такой агрессивный, но всё же известны случаи нападения тянь-шаньских медведей на человека. Поскольку вдоль южных границ Казахстана горы от Джунгарии до Алтая тянутся цепью, а преграды в виде межгорных равнин с автомобильными трассами и долинами рек вполне преодолимы для медведей, то не исключено, что на границе ареала бурый медведь может образовывать с тянь-шаньским переходные формы.
Практика трофейной охоты подсказывает, что место лагеря (флай кэмпа) нужно менять как минимум через два дня. Приходишь в какое-нибудь ущелье: марал ведёт себя беспечно, подпускает всадников, ночью рёв не даёт уснуть. Проходит пара дней, и ущелье на глазах пустеет. Маралы замечают присутствие человека и переходят в соседнее ущелье.
А лучше всего менять лагерь каждый день. Так мы и поступили. С 5.30 до 9 часов утра сканировали склоны в бинокли, выискивая достойный трофей, затем возвращались, завтракали, собирали лагерь и переезжали на следующую локацию. Если позволяло время, днём отдыхали часок другой.
А часам к пяти выходили на маршрут. Поскольку в число моих задач входила съёмка видеофильма эфирного качества, то мне приходилось везти за собой изрядный багаж. При съёмке обычных охотничьих роликов для ютуба достаточно одной компактной камеры, которая без труда помещается в кармане. А три рюкзака с аппаратурой, слайдер, дрон и большой штатив создают определённые проблемы. Не каждый охотник согласится осложнять видеосъёмкой дорогостоящий тур. Спасибо Дмитрию за то, что он мужественно терпел все неудобства. Чтобы снять процесс охоты в недрожащем качестве, а технически плохое видео ни один канал не примет, нужно ставить камеру на штатив и смотреть в видоискатель. Если зверь находится в сотне метров, то очень велик шанс спугнуть его и испортить клиенту охоту, за которую он заплатил кучу бабосов.
С расстояния 310 метров
Бык лежал на открытом склоне, выше зоны леса на высоте 2900 метров. Двигался вяло, ниже паслись две самки с детёнышем, но он, казалось, больше был озабочен своим вокалом, а не самими самками. Бык непрерывно пел и наслаждался звуками своего голоса. Из соседнего ущелья ему отвечал другой бык. Мы пытались выманить его трубой, но безрезультатно. Тогда Дмитрий принял решение подойти к маралу. Пришлось пешком спуститься к ручью и обойти по низу до такого угла зрения, когда быка закрыл холм, и снова подниматься на вершину холма. С вершины марал оказался как на ладони. Расстояние 310 метров. Дмитрий дождался, когда бык повернётся боком и нажал спуск. Всё получилось. Пока разделали трофей, уже окончательно стемнело. Спускаться вниз к лагерю пришлось в темноте.
Следующая цель – козерог. Переход с северного склона на южный занял целый день. На наше счастье дождь прекратился, и мы путешествовали в комфортных условиях. Правда, моя лошадь, чего-то испугавшись, неожиданно скаканула в густом лесу, шибанув мою ногу об острый сучок. Даже крепчайший криптек не выдержал. Но я думаю, что крепкая ткань всё же смягчила удар.
Штанину удалось заштопать, а ногу промыть антисептиками и забинтовать, и через пару дней я о ней забыл. Это я к тому, что аптечка в таких случаях просто необходима.
Вечером мы наблюдали стадо кабанов, которое медленно двигалось в сторону медведя. Было интересно, чем же закончится эта встреча. Оказалось ничем. Ни медведь не обратил никакого внимания на кабанов, ни кабаны на медведя.
В долине выли волки, но мы их не увидели.
Утром опять пошёл дождь. Выбираться из палатки не хотелось. Но едва он стих, мы всё же без энтузиазма собрались. Лагерь собирать не стали – а вдруг снова начнётся? Выехали на гребень, и тут – раз… Прямо под нами пасётся стадо козерогов. 28 самцов. Подойти к ним не составило особого труда. Дистанция 180 метров. Выстрел. Всё получилось.
Метки: Максим Левитин
